Я профессионально занимаюсь коммерческой фотографией уже пять лет. Был момент, когда я сам себе сказал: если сейчас все не брошу и не займусь тем, что мне на самом деле интересно, то не сделаю этого никогда.
Я оставил свою хорошо оплачиваемую работу и уехал в Лондон к отцу. Там моя жизнь началась с нуля: мы снимали комнату в доме, где проживали другие иммигранты, в основном из Польши.
Я устроился грузчиком на мусороуборочную машину. Я очень комплексовал по этому поводу и в шутку называл свою должность «Менеджер по управлению отходами». Но вместе с этим, что удивительно, меня ни разу не посетило сожаление о своем решении.
Я твердо решил, что стану фотографом. Прошел курс по портретной фотографии в Saint Martin’s College плюс на своей работе я освобождался в два часа дня и мог искать себе клиентов.
Помню свой первый заказ в одну большую компанию — они просили сделать корпоративный портрет их новому директору. Меня знобило от переживания. Им очень понравился результат, они еще приглашали на другие съемки.
Меня за полтора года жизни в Англии полностью перезагрузили, я повстречал там много интересных и дорогих мне людей.
В 2016 году я женился, и мы с женой решили, что будем жить в Киеве. Переехали, я устроился в продакшн и провел очень много съемок.
В какой-то момент меня это перестало устраивать. Я мог сделать красивую картинку, но в ней не было глубины. Мне хотелось отснять реальных людей с реальными жизненными историями. В этот момент один человек, тоже фотограф, мне сказал: не пытайся отснять «правильную» тему, сними то, что важно для тебя.
Я жил не только в Англии, до 2010 года я прожил восемь лет в Португалии. Поэтому тема иммиграции мне была очень близка, я ее хорошо понимаю. Простите за пафосное выражение: я не служил в армии, но моя армия прошла в иммиграции.
Сейчас очень много людей уезжают из страны. За десять лет Украину покинули четыре миллиона человек: один человек каждую минуту уезжал и не возвращался. Мне хотелось показать тех людей, которые вернулись, и рассказать их истории.
Начну с истории пастора Андрея Куксенко. Вот что он сам рассказал.
Андрей Куксенко, пастор
Мы с семьей уехали в 2006 году в Америку, во-первых, потому, что мы верующие люди. Раньше я был военным. Уже став верующим, начал понимать, что жизнь нам дана, если можно так выразится, на условиях аренды.
В конце 2005 года у меня возникло чувство, что нужно куда-то поехать и послужить. Потом все сложилось: и знание языка, и остальные факторы.
Мы поехали в США, штат Вашингтон. Хотели начать что-то новое. Открыли там церковь.
Сначала у нас были русскоязычные прихожане, но из-за того, что я говорю по-английски, собралась смешанная аудитория: американцы, мексиканцы и вообще выходцы из разных стран.
Нас объединяло два фактора: конечно же, вера в Бога плюс двуязычие. Так возникла мультикультурная церковь.
Мы там прожили четыре года и возвратились, когда в самом разгаре был финансовый кризис. Многие крутили пальцем у виска, удивляясь: «Зачем ты вернулся?»
Но когда мы переехали в Америку, там тоже не особо поняли. Меня спрашивали: «Почему ты сюда приехал, ведь у тебя в Украине и репутация, и уважение, и церковь большая?» А когда вернулись в Украину, нам говорили: «Для чего вы приехали, ведь в Америке больше возможностей».
Это еще раз подтвердило, как бы религиозно ни звучало, что на этой земле мы странники и пришельцы. Мы являемся в этот мир на очень короткое время, не стоит где-то «прилепляться».
Америка — это одна большая иммиграция. Кто-то в первом поколении, кто-то во втором и третьем. В основном туда едут, потому что хотят как-то обустроить жизнь. Многим кажется, что деньги там растут на деревьях, это самое популярное заблуждение.
Да, там можно быстрее что-то получить: купить машину, какие-то вещи, накопить на путешествия, купить в кредит жилье.
Но тут проявляется обратная сторона: человек понимает, что все это не произвело того эффекта, которого он ожидал.Так что хорошо там, где нас нет, и трава зеленее у соседа.
Я думаю, никто меня не услышит. Мы так устроены. Единицы живут опытом других людей. Я стараюсь учиться не на своих ошибках, стараюсь анализировать и понимать поступки других людей.
У меня были другие ожидания и мотивы. Меня огорчало только одно: рядом не было людей, с которыми можно поговорить. Будучи инициативным и энергичным человеком по своей природе, я сам организовывал межкультурные и межнациональные вечера, вот так у нас и получилась межкультурная община.
Моя жена как-то сказала: «Такое чувство, что всех иммигрантов, которые сюда приезжают, проводят через черный ящик. Им там что-то промывают, но не домывают, и они еще недоамериканцы, но уже и не люди из тех стран, откуда они приехали».
Как-то в магазине мы увидели женщину в обуви, которую в СССР носили в 1970-е. До сих пор можно встретить человека в куртке «летучая мышь», которая была у нас модной в начале 1990-х. Эти люди как-то не ассимилируются.
Мы жили в районе, где была достаточно большая русскоязычная община, и там это заметно. В Нью-Йорке вы такого не встретите: это не Америка, это центр мира.В Лос-Анджелесе подобных людей немного, но ты их видишь: походка, отношение, речь, выражение лица, которое не меняется.
Мы старались два раза в год летать в Украину, все-таки там была наша семья.
Однажды, когда мы возвращались, в аэропорту Амстердама таможенник попросил меня кое-что перевести с английского на русский для нашего человека. Мы с ним познакомились, и я у него спросил, как давно он в Америке. Оказалось, 25 лет. А что с английским? Он отвечает: «А зачем мне, я с нашими общаюсь, и мне он не нужен».
Я думаю, что самая большая проблема иммиграции — это когда люди пытаются воспользоваться благами принявшей их страны, но сохранить свою культуру. Есть такие любители сами себе создавать проблемы, а потом с криком «Ура!» их решать.
Один из моих близких друзей собирается возвращаться из Америки в Украину. У него красивый большой дом на 300 квадратов — даже по американским меркам это хорошо.
Но он приезжает домой в час ночи и в половине четвертого утра уезжает. У него там свой грузовик, несколько человек на него работают. Он говорит, что только ночует в этом доме и уже больше не может так жить. Вроде бы все есть, но он не живет своей жизнью.
Когда-то, по-моему, Джордж Маршалл высказал интересную мысль, что после Второй мировой войны все существующее в мире — это системы. Америка — тоже система, которая требует определенной жертвы. Эта жертва — твоя жизнь и твое время. Если человек хочет туда эмигрировать, он должен понимать, для чего ему это.
Если цели у вас нет и вы едете туда для какой-то суеты, она вас поглотит. Она даст доступ к благам, но придется не жить, а пахать. Это со временем высасывает все соки из человека. И он уже не понимает, что делает. Поэтому многие хотят оттуда вернуться.
Я считаю, что когда уехал в Америку, я выиграл. Но когда вернулся – тоже выиграл. Эту поездку я назвал вторым высшим образованием. Потому что попал в страну, которая во многих аспектах на 20, а то и на 100 лет впереди.
Например, видишь у нас в Украине людей, которые кричат: «Это надо, это правильно, давайте это делать», а ты понимаешь, что этот путь не приведет никуда.
Простой пример: стремление людей обеспечить классный быт, комфорт. Поначалу это увлекательно. Но на самом деле ты зарабатываешь, достигаешь определенного уровня, а потом тебе нужно обеспечить и защитить то, чего ты достиг.
Но люди этого не понимают и, добившись чего-то, ожидают, что и дальше будет идти по возрастающей. Но это не так.
В Америке я увидел, что некоторые бизнесмены после второго или третьего цикла таких падений приходят к тому, что начинают просто жить, а бизнесом занимаются дополнительно.
У нас наоборот – телега стоит впереди лошади. И я пытаюсь объяснить: очень скоро вы придете к пониманию, что все, чего вы достигли, — это ничто. И вы уже не будете получать удовлетворения от этого. Мне не верят, но через какое-то время приходят со словами: «Я помню, что ты мне говорил».
Все по Бенджамину Споку: нужно дать свободу, нельзя ограничивать ребенка, чтобы он стал свободной личностью. И это у нас приобретает популярность.
Я видел этих детей: они совершенно неуправляемы, половина из них сидит на антидепрессантах еще в начальной школе. И тем, кто восхищается системой Спока, мне хочется сказать: посмотрите на людей, которых она воспитала, какими они стали родителями и какие у них дети. Это же травмированные люди.
А мы сегодня поступаем так, как написано в Притчах 27:12: «Благоразумный видит беду и укрывается; а неопытные идут вперед и наказываются».
Что касается христианского мира, те вещи и идеи, о которых сегодня у нас говорят «Вау, это что-то новое», там 20 или 30 лет назад уже было. И американцы уже знают, чем это закончится.
В нашем Христианском социальном центре около 15 различных социальных проектов – это проекты, которые я видел в Америке, и они работают. Вот почему я считаю, что я выиграл в обоих случаях: и когда уехал, и когда вернулся.
Здесь церковь только сейчас приходит к тому, что нам как-то нужно взаимодействовать с социумом. В Америке — социум, который был создан церковью.
Церковь приносит эти ценности не когда она закрыта, но когда взаимодействует с обществом на обычном социальном уровне.
Много наших людей хотят вернуться, но не возвращаются. Те люди, которые хотят уехать, имея американское гражданство или грин-карту, побыв в Украине месяц или два, видят, что и здесь нелегко, поэтому возвращаются.
Для некоторых людей Америка чуть ли не земля обетованная. Если у человека есть внутренняя потребность что-то где-то сделать, то нужные двери всегда откроются.
В Америке и так много церквей. Так зачем же я туда поехал?
В начале 1980-х был такой человек в христианском мире – Борис Перчаткин. Он открыл въезд по паролю. Пароль — это законопроект или поправка, которая позволяла иммигрировать людям, претерпевавшим гонения. Он сам был иммигрантом и проталкивал эту идею.
И много людей из бывшего СССР приезжали таким образом. Когда я разговаривал с американскими служителями и политиками, они рассказывали, что ожидали совсем другого. В Америке понимали, какую цену платят люди в Советском Союзе, чтобы быть верующими.
Американцы думали, что верующие, пережившие серьезные гонения за железным занавесом, привезут огонь, зажгут других и принесут пробуждение. Каково же было удивление американских служителей, когда наши иммигранты приезжали и просто обустраивали свою жизнь.
Население Америки, если не ошибаюсь, 337 млн человек. По статистике, там уходит со служения около 3,5 тыс. человек в год. Только кажется, что это христианская страна. Да, там много церквей, но эти церкви полупустые.
Америке нужно христианство даже больше, чем здесь. И там не получится быть номинальным верующим, как иногда у нас. Там нужно быть либо горящим, либо никаким. Потому что давление просто колоссальное. У них длинная христианская история, в которой было много разочарований и падений. У меня был ясный огонь и мотив для служения.
Спустя 3,5 года мы с женой поняли, что необходимо вернуться в Киев.
Я родился и вырос в Киеве, и в городах с населением меньше 1 млн человек я начинаю задыхаться. Так получилось, что в городе, куда мы приехали, население максимум 300 тыс. И все эти четыре года мне было по-человечески сложно. Я не привык к такому темпу.
Мы продолжаем поддерживать отношения с некоторыми людьми там. Для меня эффективность проделанного оценивается тем, что появляются люди, которые способны учить других и передавать им определенные ценности — это самое важное.
У нас был 42-летний мужчина в церкви, в прошлом бомж, который употреблял наркотики с 13 лет, наполовину мексиканец и наполовину американец. Когда он восстановился, начал служить подросткам. Это здорово.
Недавно у меня была проповедь под названием «Почему привязали дезинфектор». Я увидел в отделении «Новой почты» дезинфектор, привязанный упаковочной лентой, накрученной на саморез. И у меня вопрос: зачем привязали бутылку?
Все понимают, что ее могут украсть. Дальше вопрос: кто украдет?
«Новая почта» купила за свой счет дезинфектор для людей, для меня, чтобы я ничем не заразился. Мы все можем им пользоваться, и это прекрасно. Какой-то украинец, такой же, как и я, придет туда и подумает: «Мне дезинфектор нужен, почему бы его не взять?» — и остальные уже не смогут воспользоваться дезинфектором.
Следующий вопрос: о ком думает этот украинец, который украдет дезинфектор? Он обо мне думает или нет? Он еще о ком-то, кроме себя, думает или нет? Поэтому, когда в нашей стране перестанут привязывать дезинфекторы, это будет означать, что страна меняется.
Этот принцип работает в любом направлении; например, принятие законопроектов. Только в нашей стране во время принятия закона учитываются статьи и поправки, предотвращающие попытки его обойти.
В Америке человек воспринимает закон как благо, у нас человек воспринимает закон как ограничение. И это трагедия. Изменится ли Украина? Ее невозможно изменить. Но почему тогда я здесь нахожусь?
Я верю, что есть закон, который выше, — это любовь, когда сердце человека становится мягким и адекватным, это тот путь, следуя которому Украина может измениться.
Я искренне убежден, что христианские ценности способны изменить культуру людей.
Я вижу два варианта, при которых Украина изменится:
Очень классно сказал Святослав Вакарчук: Украина изменится тогда, когда мы перестанем видеть ее как страну наших предков и начнем понимать, что это земля, которую мы готовим для наших потомков.
Украинцам я бы сказал: мы прекрасная нация и замечательные люди. Просто не будьте злыми и не думайте только о себе. Быть таким — это страшная штука. Самое главное — быть человеком. Что это значит? Это значит прожить свою жизнь так, чтобы вокруг тебя становилось больше хороших людей.
Открыть успешный бизнес в Америке довольно просто. Это ежегодно делают сотни тысяч иммигрантов. В этой…
Если бы вы спросили об оценке кампаний в социальных медиа несколько лет назад, то, вероятно,…
В начале 2023 года на Etsy было зарегистрировано более 55 тыс. предпринимателей из Украины. Но,…
Сейчас моя компания делает бриллиантовые украшения для более ста магазинов по Украине. У нас есть…
Привлекательность Китая падает, а мировые фонды избегают Поднебесной во всех классах активов – об этом…
Вера Ворон, соосновательница MC.today, сейчас развивает агентство Creators Agency по продуктовому маркетингу для IT и…