Работал в магазине, резал выкройки, мыл полы на корабле. История Томаса Липтона, основателя чайной империи

Яхтсменка с черным козырьком, длинные белые усы и небрежно повязанный галстук-бабочка стали неотъемлемой частью образа, который лег в основу торговой марки Great Lipton.

Когда гражданская война уже почти закончилась, корабль из Глазго привез в Нью-Йорк юного путешественника. Томас Липтон ничем не отличался от тысяч других искателей лучшей жизни – безымянный, безликий и без гроша в кармане.

Молодой шотландец пять лет прожил в США и брался за любую работу, после чего вернулся в родную страну, чтобы основать собственную «империю» – Lipton Teas.

Компания «Профпереклад» подготовила перевод материала.

По мнению Майкла Д’Антонио, автора биографии A Full Cup: Sir Thomas Lipton’s Extraordinary Life and His Quest for the America’s Cup («Полная чаша. Невероятная жизнь сэра Томаса Липтона»), изучение Липтоном американского бизнеса во многом способствовало успеху нового предприятия.

«Он узнал, что на маленький магазинчик надо навести лоск, хорошо его осветить и с шиком выставить на виду хороший товар. Это лучше, чем пытаться скрывать недостатки и выдавать бракованный товар за первоклассный».

Подобное ведение хозяйства было практически неслыханным для шотландских магазинчиков с ужасным освещением и скудным ассортиментом товаров. Вернувшись домой в 1870 году, Липтон открыл собственный бизнес. Его магазин выделялся освещением и ассортиментом – и имел грандиозный успех.

Разумеется, на одном освещении не выедешь. Липтон обладал исключительным деловым чутьем и довольно быстро определил потребность Англии в хорошем чае. В те времена торговцы с сомнительной репутацией не гнушались тем, чтобы взять уже использованный чай, перепаковать и продать как свежий.

«Он разработал первый устоявшийся чайный бренд, не менявшийся от упаковки к упаковке, – пишет Д’Антонио. – Вдобавок цены у него были вдвое ниже, чем у других производителей, так что его чай сразу стал популярным».

Липтон стал известен как продавец качественной, надежной продукции по невысоким ценам. Благодаря ему чай стал популярен среди американцев. Позднее он также прославился щедрыми пожертвованиями на благотворительность.

За свою жизнь он так и не женился и не обзавелся детьми. После его смерти в 1931 году почти все состояние отошло его родному Глазго. Из этих средств финансировались социальные, спортивные и образовательные программы, которые работают по сей день.

«Забавно, что Липтон был бизнесменом-знаменитостью. Его легко было полюбить, ведь он во многом был таким же, как все. Он не был недоступным и умел получать удовольствие от жизни, – пишет Д’Антонио. – Ни одна его черта не внушала страха – его можно было только обожать», — писал Майкл Д’Антонио.

Магазинчик Липтонов

У родителей Липтона были скромные мечты. Переезд из Ирландии улучшил качество жизни Томаса-старшего и Фрэнсис, но им все равно едва удавалось сводить концы с концами. Их старший сын Джон часто болел и умер в 1857 году в возрасте девятнадцати лет.

Несколько лет спустя гражданская война в Америке сильно подорвала торговлю и оставила тысячи уроженцев Глазго без работы. Томас-старший и его жена как могли боролись с нестабильностью доходов. Единственным решением было открыть маленький продуктовый магазинчик. Их сын вспоминал, что родители были скромны и не жаждали большого охвата.

Успех «в прямом смысле слова» их интересовал мало. Они всего лишь хотели, «чтобы было на что жить».

Магазинчик Липтона в маленькой полуподвальной каморке предлагал только самые основные продукты – яйца, масло и ветчину. Здесь отоваривались только жители нескольких близлежащих кварталов.

Поставками занимался друг семьи, фермер из Ирландии – товары он отправлял пароходом, прибывавшим в Клайдсайд каждый понедельник.

Подросший Томми прикатывал на причал бочку, ждал разгрузки, складывал продукты и катил обратно в магазин. Там он помогал с уборкой и порой генерировал дельные идеи – к примеру, чтобы яйца клиентам подавала мать, поскольку в ее маленьких деликатных ручках они казались крупнее.

Деловая суматоха завораживала и привлекала Томми Липтона куда сильнее школьных уроков. В Шотландии многие учились грамоте, даже рабочий класс старался дать сыновьям надлежащее образование.

Однако когда младшему сыну стукнуло пятнадцать, Липтоны перестали платить за школу. По их мнению, три пенса в неделю – слишком высокая цена за науку. «Не могу сказать, что в школе Св. Эндрю я был любимым или хотя бы прилежным учеником», – позднее признался Томас Липтон.

Томас мечтал зарабатывать

Томми был единственным мальчиком в семье, и на него возлагали большие надежды как на будущего кормильца. Бросив школу, он нашел работу посыльного в типографии и начал приносить домой деньги.

Желая зарабатывать больше, он взялся резать выкройки на фабрике по пошиву рубашек «Тилли и Хендерсон». Эта фирма имела такой успех, что даже Карл Маркс считал ее примером промышленной беспощадности и гигантизма.

На фабрике Томми лишился независимости и свободы, которыми мог наслаждаться на работе посыльного. Он чувствовал себя связанным по рукам и ногам. Однажды даже подрался с другим парнишкой, работавшим в его цеху – и на этот раз победил. С его ростом и силой уже приходилось считаться.

Амбициозный и неугомонный Томми довольно скоро потребовал прибавки к зарплате, но менеджер Дэвид Синклер отказал ему. «Ты получаешь столько, сколько стоит твой труд, – написал он юному Липтону. – Просить прибавки в твоем случае слишком уж рано».

Синклер стал не единственным «злодеем», доставлявшим Липтону неприятности. Какое-то время он посещал вечернюю школу. Там его бесконечно донимал «хладнокровный тиран, которым мог бы вдохновиться сам Диккенс». За очки с синеватыми линзами дети прозвали учителя Томаса Нила «Старина Очкарик». Дисциплину и порядок на уроках он поддерживал поркой.

Как мальчик попал на корабль

Вдоволь натерпевшись от взрослых, Томми все чаще с любопытством разглядывал корабли на реке Клайд. Одна из пароходных компаний, Burns Line, искала каютного юнгу на пароход, курсировавший между доками Глазго и Белфастом. Услыхав об этом, Томми сразу бросился наниматься.

За эту работу платили вдвое больше, чем на фабрике, и даже кормили бесплатно. Билеты на пароход в основном покупали туристы и бизнесмены. Юный Томми должен был заботиться о пассажирах и разносить еду по каютам. Многие предпочитали ночные рейсы, ведь в пути можно расслабиться, а утром проснуться посвежевшим уже в пункте прибытия.

После навевавшей клаустрофобию работы на фабрике открытое море буквально одурманило Томми. Он обожал гудение двигателей и рутину прибытий и отправлений. В море он изучал каждого матроса за работой, от капитанского мостика до моторного отделения.

Оставаясь на палубе в одиночку, он любовался звездами, наслаждался ветром, игравшим морскими волнами, и мигающими огнями далеких маяков. «Я чувствовал, как мир открывается передо мной, – вспоминал он, – и как здорово быть живым. Быть юнгой на пароходе тоже неплохо».

Для развлечения матросы нередко делились историями о путешествиях в далекие города. Многие мечтали переплыть океан, добраться до Нью-Йорка или Филадельфии – и дальше, к экзотическим местам вроде Чикаго, увидеть прерии и хлопковые поля.

Впрочем, юноше необязательно было работать на корабле, чтобы наслушаться историй об Америке. Глазго захлестнула волна америкомании, как выразился один писатель. На улицах и в кабаках распевали популярную песню, прославлявшую «землю свободы». Люди мечтали о месте, где «даже бедняк может добиться многого упорным трудом».

Масла в огонь подливали письма от друзей и родственников, уехавших в Америку и добившихся там успеха. Шотландцы были образованны лучше многих других эмигрантов, поэтому после переезда почти сразу твердо становились на ноги. Их чаще брали на руководящие должности на фабриках. Среди них также было немало опытных специалистов в той или иной профессии.

Шотландцы доминировали на нью-йоркском типографском рынке и среди мануфактурщиков Среднего Запада. Даже золото в Калифорнии первым нашел сын шотландских эмигрантов – Джеймс Маршалл.

Многие моряки с пассажирских лайнеров уже бывали в Америке и никогда не уставали говорить о ее богатствах, просторах и безграничных возможностях. «Большой новый мир за океаном предлагал все это любому, кто готов был потрудиться, – вспоминал Липтон. – Сокровища, буквально лежащие под ногами, только подбери. Едва ли не ежедневно появлялись новые миллионеры! Я жадно слушал и решил, что рано или поздно тоже попытаю счастья в Америке».

Семнадцатилетний парень, работавший на судне в Ирландском море, мог запросто попасть на корабль, идущий в Америку. Однако Томми так и не получил своего шанса. После ночного рейса из Белфаста главный стюард проверил каюты и обнаружил, что одна из масляных ламп чадила и испортила белый потолок.

Нищих мальчишек, готовых работать за гроши, было сколько угодно. Подумаешь, уволить одного из них. Мальчику позволили поработать еще неделю, а затем велели получить расчет и убираться восвояси.

Поездка в Нью-Йорк

Во время работы на Burns Line Томми питался бесплатно. Работать приходилось с утра до ночи, а потому заработанные деньги он потратить не успевал. Так у него скопилась неплохая сумма. Получив зарплату за последнюю неделю, он отправился прямиком в офисы Anchor Line – приобрести билет до Нью-Йорка.

Время он выбрал как нельзя более подходящее. Гражданская война в Америке завершилась год назад полной капитуляцией Юга. Блокады были сняты. Корабли, служившие во флотах Конфедерации и Союза, теперь занимались коммерческими перевозками.

Публика начала проявлять бурный интерес к трансатлантическим путешествиям, ведь до этого многим мешала война. Рост спроса и предложения на рабочую силу вызвал краткосрочное снижение цен на билеты. Гораздо больше людей получили возможность переплыть океан.

Тягу к путешествиям активно проявляли по обе стороны Атлантики. Примерно в то же время Марк Твен убедил газету в Сан-Франциско оплатить ему экскурсию в Европу на борту бывшего боевого корабля Quaker City. В результате этой поездки родились комиксы «Простаки за границей», ставшие классикой. Это также символизировало открытость американцев перед миром.

Для шотландского паренька это был тот самый редкий случай. В тот день как раз отплывал в Нью-Йорк грузовой пароход. Билет третьего класса стоил пять британских фунтов − и никакого паспорта или визы. Даже законов, устанавливающих миграционные квоты, еще не было. Боясь, как бы родители не попытались ему помешать, Липтон решил просто уехать, ничего им не сообщив.

Его опасения были вполне оправданны. Многие шотландские матери и отцы постоянно слышали от детей, что те скоро вернутся, однако мало кто из уехавших в Америку приезжал домой. Тихий уход из дома спасал юношу от слез, угроз и требований.

Томми поразмыслил над этим и понял, что все-таки не может просто бросить родителей и больную сестренку Маргарет. Родители всегда поддерживали его начинания. Он так часто говорил о намерении когда-нибудь уехать на Запад, в «землю обетованную», что они вряд ли удивились бы.

Липтоны, возможно, и впрямь цеплялись бы за сына. Но магазинчик приносил неплохой доход, и помощь Томми была не так уж нужна. Вдобавок их быстро убедил энтузиазм мальчика.

«Прощание было грустным, – писал Томас Липтон, – но, думаю, мама настолько сильно верила в меня, что была убеждена: я скоро вернусь богачом».