оккупация

С 24 февраля 2022 года Херсонская область находилась под российской оккупацией. 11 ноября Вооруженные силы Украины освободили правый берег области вместе с Херсоном. В конце ноября репортер The Economist Вендел Стивенсон поехала в Херсон и оттуда написала о владельце кофейни, который во время оккупации работал на украинское сопротивление. Редакция MC.today публикует пересказ этой невероятной истории. Для сохранения авторского стиля и лучшего восприятия деталей истории, мы публикуем ее от первого лица, от лица Вендел Стивенсон – так, как в оригинальном тексте. Первая встреча с Вовой В конце ноября в Херсоне было холодно. Радость, сопровождавшая освобождение города за две недели до моего визита, начинала угасать. В городе все еще не было электричества, воды и интернета, а россияне начали обстреливать город. В одном из немногих кафе, открытых в центре, светилось окно – работал маленький генератор. За столиком сидела группа офицеров в громоздких бронежилетах и пила кофе, который бесплатно раздавали военнослужащим ВСУ. Владелец кофейни Вова сел за столик: «Мы были украинским сопротивлением в оккупации, – сказал он мне. – Это было здесь, в нашем кафе». В течение всей оккупации с огромным риском для себя 30-летний Вова сообщал ВСУ о передвижении российских войск. Он не хотел, чтобы я называла его настоящее имя. россияне ушли, но теперь он боится, что некоторые земляки будут недоброжелательно смотреть на него – независимо от его роли в сопротивлении – потому, что он продолжал вести бизнес во время оккупации. «Даже сейчас некоторые думают, что мы кормили россиян в этом кафе», – говорит он. Несмотря на то, что рядом с баром висит украинский флаг, подписанный солдатами. Как и у всех, кто пережил оккупацию Херсона, лицо у Вовы было осунувшимся и бледным. Под глазами легли фиолетовые синяки. Неподалеку звенели обстрелы. Я видела, что Вова все еще чувствовал, как русские дышат ему в затылок. Деоккупация Херсона. Это фото и все остальные в материале – The Economist О бизнесе Вовы и первых неделях оккупации Вова много лет тяжело работал и откладывал деньги, чтобы купить кофейню. В конце концов ее удалось превратить в прибыльный бизнес. В феврале прошлого года его девушка Сара была на восьмом месяце беременности. Они планировали пожениться летом. Вова узнал о вторжении в 6 утра 24 февраля, когда ему позвонила повар из кафе: «Нас обстреливают. Началась война. Вставай». Вова и Сара подумывали о том, чтобы уехать, но автовокзал и железнодорожный вокзал были переполнены людьми, а за бензином стояли длинные очереди. Саре требовалось постоянное наблюдение в больнице. Они решили не рисковать. Был короткий перерыв перед приходом русских солдат. Полиция исчезла вместе со всеми службами безопасности. Большинство магазинов закрылось, Вова тоже закрыл кафе. Все постоянно общались друг с другом по телефону. Друг Вовы, из окна которого открывался вид на Антоновский мост, рассказывал, что видит россиян на том берегу, а в небе – истребители. Другой друг Денис (имя изменено), с которым Вова играл в пейнтбол, прислал Вове сообщение с просьбой предоставить информацию о передвижении российской армии. Насторожившись, Вова позвонил по телефону, чтобы убедиться, что это Денис. «Да, это я. Я в украинской армии». Вова рассказал о том, что видел его друг у Антоновского моста. В первые недели оккупации атмосфера была очень напряженной. На главной площади города сначала происходили демонстрации против оккупантов, но россияне начали арестовывать протестующих и разгонять толпу слезоточивым газом и резиновыми пулями. Некоторые люди уехали на подконтрольную Украине территорию. Многие, напуганные, остались дома. Вова выпекал в кафе хлеб для нуждающихся. Он поддерживал связь с Денисом, передавая ему все, что видел и слышал. «Я спрашивал его "как дела?", – говорит Вова. А он отвечал: “А что ты меня спрашиваешь? Это же ты в оккупации!». Как Вова стал шпионом Через несколько недель по телефону и через Telegram Вова связался с несколькими наблюдателями по всему региону. Некоторые из них были охотниками с биноклями, другие наблюдали с крыш своих домов. Они сообщали Вове о российских военных позициях и колоннах. Каждый день он передавал информацию Денису. «В течение всей оккупации его голос был для меня как надежда, – говорит Вова. – Когда он говорил, что снаряд прилетел совсем рядом, я очень волновался. Он был моей связью с внешним миром. Но я никогда не спрашивал, где он. Я знал, что мне этого лучше не знать». россияне установили свою гражданскую администрацию в здании суда через площадь от кофейни Вовы. Офицеры ФСБ поселились в отелях в центре города. Бар, который некоторое время был закрыт, снова открылся. Его арендовал мужчина, которого Вова знал как коррумпированного бывшего местного чиновника. Вскоре этот бар уже был полон русских в черных бейсболках и с оружием; внедорожники с тонированными стеклами и без номерных знаков были припаркованы рядом на улице. Вова не хотел, чтобы в его кафе были русские. Но существовал риск, что если он его закроет, его захватят бизнесмены из Крыма и россии или местные коллаборанты. Выдумав оправдание, что у него не хватает персонала, он решил подавать только кофе на вынос. Херсон. Это фото и все остальные в материале – The Economist Со временем шпионское мастерство Вовы совершенствовалось. Он научился секретно снимать видео на iPhone, переключая боковые кнопки, чтобы сделать пустой экран. Он установил камеру на панели своего автомобиля и ездил по городу, снимая на видео дома и гостиницы, где жили россияне. Однажды он снимал через штору кафе и увидел русского солдата, сидящего в машине напротив и смотревшего прямо на него. Он не знал, видел ли солдат камеру его телефона. «У меня задрожали руки», – признается Вова. Вова старался быть осторожным. Он купил российскую сим-карту, чтобы не выделяться – украинские патриоты отказывались пользоваться российской сетью – и использовал VPN, чтобы замаскировать свою личность в интернете. «Каждый вечер я удалял все с телефона, а утром просыпался с параноидальными мыслями, что на нем что-то осталось». Виктор, сын Вовы, родился в начале апреля. Когда я спросила его о том, что он чувствовал в то время, он несколько минут не мог говорить, слезы беззвучно катились по его лицу. Вова показал мне фотографию на телефоне: хороший мальчик, обвивающий крошечным пальчиком папу. «Я не видел никакого будущего в оккупации, – говорит Вова наконец, – ни для себя, ни для моего ребенка». россияне предлагали Вове «помощь» Погода становилась все теплее, люди все чаще задерживались с кофе на тротуаре перед кафе Вовы. Вскоре небольшая местная группа начала регулярно собираться внутри, чтобы пообщаться. Они пытались не говорить о чувствительных вопросах или сборе разведывательной информации, таких как запланированный россией референдум об аннексии Херсонской области или расположении блокпостов. Но между ними установилось молчаливое понимание – они чувствовали себя родственными душами в сопротивлении. «Мы перешептывались между собой», – вспоминает Вова. Среди них была пенсионерка Татьяна – владелица бизнеса, проживавшая неподалеку в квартире на первом этаже. Она всегда держала окна открытыми и подслушивала разговоры между стоящими на улице русскими солдатами. Татьяна играла роль заботливой бабушки, расспрашивая солдат, как их зовут, откуда они, есть ли у них новости. После обеда она выгуливала собаку у кафе и рассказывала Вове все, что узнала. «Это кафе было важным. Это кафе было местом, где мы могли поговорить. Мы доверяли друг другу». В июне в ресторане «Ностальгия», который был популярен среди российских оккупантов, произошел взрыв. Через десять минут в кафе Вовы появились россияне, представившиеся военной полицией. «Я знал, что чем нервнее буду выглядеть, тем больше вопросов получу, – рассказывает он, – поэтому пытался выглядеть расслабленным. Я сел с ними и положил телефон на стол». Полиция смотрела на него подозрительно. Они неоднократно переспрашивали, как его зовут, пытались сбить с толку. Хотели узнать, не подавал ли он заявление на получение российского паспорта. Он ответил, что очереди слишком длинные. Один человек дал Вове свой номер телефона и сказал, чтобы он позвонил, если понадобится «помощь». Вова понял, что ему предлагают подчиниться рэкету. Он отказался: он видел, как некоторые предприятия платили деньги полиции, солдатам или офицерам ФСБ, а по окончании ротации военнослужащих были разграблены. После подрыва «Ностальгии» этот бар за углом стал еще более популярным среди российских офицеров и коллаборационистов. Они приставали к местным девушкам, танцевали на столах и пьяно выкрикивали оккупантские лозунги. Вова проходил мимо них с Виктором на руках, пристально вглядываясь в лица, пытаясь запомнить их. Впоследствии у него сложилась картина жизни этих россиян. «Мы знали, где они живут, на каких машинах ездят, какими дорогами пользуются». Летом начали исчезать знакомые Вовы Вова был одним из тысяч обычных людей, присылавших ВСУ места дислокации и фотографии российских войск. В кафе я также встретила одноклассника Вовы Сергея. Он жил недалеко от военной авиабазы в Чернобаевке, которую неоднократно обстреливала украинская артиллерия, ракеты и беспилотники. Сергей рассказал мне, что он был ответственен за пять таких ударов. Высокопоставленный военный, не пожелавший называть свое имя, пояснил, что украинское разведывательное подразделение создало Telegram-канал для общения с находящимися в оккупации людьми. Канал был зарегистрирован таким образом, что россиянам было почти невозможно заблокировать его. Украинские военные разведчики сверяли информацию, размещенную в нем, с сообщениями таких людей как Вова и спутниковыми снимками, предоставленными американцами. Когда россияне нашли обширную сеть украинских информаторов, они начали проникать в группу Telegram и распространять дезинформацию. Канал насчитывал более 300 тыс. подписчиков – больше, чем все население Херсона. «Мы получали сообщения о том, что в какой-то деревне 1 500 военных и 200 танков, – рассказывает офицер. – Но потом мы спрашивали наших людей в соседнем селе, и они ничего не видели». русские оккупанты прибегли к более радикальным мерам, чтобы перекрыть поток разведданных. Летом начали исчезать знакомые Вовы: одноклассники, друзья, члены его пейнтбольной команды. Но он оставался на свободе. «Я старался не прятаться, потому что скрывавшихся подозревали», – говорит он. Он считает, что прогулки с маленьким Виктором помогли ему выглядеть невинным. В конце июня в Украину прибыли HIMARS. «Они работали так...», – говорит мне Сергей, целуя кончики своих пальцев. Ракеты уничтожили казармы, танковые позиции и штабы, а также пробили дыры в Антоновском мосту, лишив россиян важного пути снабжения. русские войска были деморализованы. «Мы слышали их разговоры, в которых они говорили: "Украинцы имеют новое супероружие. Мы не можем от него укрыться"», – рассказывает высокопоставленный военный источник. «Сейчас моя миссия – просто варить кофе» Однажды в сентябре Денис предупредил Вову, что он должен закрыть кафе на один день. Вова подозревал, что это означает, что будет нападение на здание суда, где находится городская администрация. Он не хотел подвергать себя опасности, но боялся, что закрытие бизнеса вызовет подозрения. Около 13 часов он увидел, как люди выбегали из здания, прыгали в автомобиле и уезжали. Казалось, что находившиеся внутри россияне были предупреждены. Очередь за гуманитарной помощью в Херсоне. Это фото и все остальные в материале – The Economist Украинские вооруженные силы выжидали. 16 сентября Вова гулял по площади с Виктором. Он заметил, что у здания суда собралось большое количество солидных людей. Вова немедленно сообщил об этом Денису, а затем отвез Виктора в парк в нескольких улицах от здания. Менее чем через 30 минут он почувствовал удары, очень громкие и близкие. Вова позвонил по телефону жене, чтобы она приехала и забрала Виктора, а затем вернулся на площадь. Перекрестки были окружены. Визжали сирены скорой помощи. Солдаты кричали: «Всем разойтись!». Соседи позже рассказали Вове, что всю ночь видели, как из здания выносили трупы. Кафе, к счастью, не пострадало, разве что разбилось несколько лампочек. С середины октября чиновники, ответственные за оккупацию, начали публично говорить об эвакуации на другой берег Днепра. Тогда началось мародерство. россияне угоняли автомобили и грабили музеи. 9 ноября российская армия объявила, что уходит из Херсона. Через два дня в город вошли первые украинские войска. В первый день освобождения на пороге кафе появился Денис. «Он весил 100 кг, был в бронежилете, но я просто подхватил его и обнял», – рассказывает Вова. На Денисе был значок украинского спецназа. Позади него шли десять человек из его подразделения. «Они были в балаклавах, – говорит Вова, – но я узнал их глаза». Он знал их по игре в пейнтбол. «Что он сейчас делает?» – спросила я Вову о Денисе. российская армия усилила обстрелы города и украинцы пытаются отвечать. «Я не пытаюсь узнать у него никакой информации, – ответил Вова. – Сейчас моя миссия – просто варить кофе». Источник: текст The Economist.

оккупация

Бариста-партизан в Херсоне. Он выглядел так, будто просто разносил латте. На самом деле работал на украинское сопротивление. Пересказ The Economist

«Одни разработчики работают по ночам, другие – из подвалов»: 6 советов, как сохранить бизнес в войну и оккупацию