Из главы IT-ассоциации в командира зенитно-ракетного взвода: как айтишник служил в зоне АТО

Экс-глава IT-ассоциации Виктор Валеев в колонке для MC.today рассказывает, зачем добровольно пошел служить в зону АТО и какие уроки вынес из службы в армии.

Виктор Валеев

Друзья, мы в редакции mc.today мечтаем публиковать ваши истории. С вами приключилось что-то странное и необычное на работе, в поездке, прямо на улице? Расскажите об этом нам, отправив письмо на [email protected].

Как меня призвали в армию

Виктор Валеев

Летом 2017 года я оказался среди тех, кто раз подержал в руках автомат на присяге и отправился на войну.

До этого я возглавлял одну из IT-ассоциаций, и IT-компании засыпали меня просьбами о помощи. Их разработчики нервничали, обсуждали повестки и облавы от военкоматов, планировали переезд и всячески паниковали.

Для меня тогда началось время борьбы с призывом «айтишников» в армию: поездки по военкоматам и прочим армейским учреждениям, просьбы о «бронировании» (а попросту – об «отмазке»), подкрепленные ноутбуками, бумагой, а иногда просто коньяком, лоббирование законопроектов «как откупиться», организация тренингов на тему: «Что делать, если прислали повестку».

В 2017 году, когда частично призвали офицеров запаса-выпускников военных кафедр, родной военкомат вспомнил обо мне. Сначала попросили уточнить личные данные и пройти медкомиссию. Потом, как всегда, стали жаловаться на нехватку оргтехники и канцтоваров, намекали на то, что волонтерская помощь – тоже формат исполнения долга.

Почему я пошел в зону АТО вместо службы в тылу

Оказалось, что офицеров-«пиджаков» (окончивших гражданское училище, а не военное – прим. ред.) призывают только в тыловые части, в зону АТО – добровольно.

Перспектива полтора года чинить ракеты в полумертвом городке меня не устраивала – это было мало похоже на защиту страны во время войны. Я был бы типичной тыловой крысой и просто «убил» бы полтора года.

Попросил знакомых из Генерального штаба помочь с направлением в боевую часть, но они только посмеялись. Вместо этого предложили служить у них в IT-подразделении, а если захочу получить статус участника боевых действий – оформить пару командировок в штаб сектора, «как все делают». Это противоречило моим ценностям, так что я обратился напрямую в те части, которым помогал ранее.

Я оценил свое здоровье, физическую форму и багаж знаний из военной кафедры и искал позиции в артиллерии или связи. Десантные войска и спецназ отпадали сразу, а из пехоты выбор пал на 56-ю бригаду, которая предложила податься на командира зенитного взвода.

Договорились о собеседовании по телефону, после чего я начал лихорадочно штудировать конспекты с «военки» и шерстить информацию в сети по зенитным комплексам.

Через неделю с замиранием сердца я набирал грозного подполковника, разложив на всякий случай под рукой уставы и учебники. Но оказалось, что «рекрутера» интересовало только мое звание и вуз, который я заканчивал. После уточнения адреса мне пообещали быстро прислать бумагу – на этом формальности закончились.

Наша армия преподала мне сразу два урока: первый – в этой структуре все абсолютно непредсказуемо, а второй – соблюдай иерархию и не прыгай через голову. Так, через час после собеседования мне позвонил непосредственный командир, который недовольно поинтересовался, почему я мимо него пытаюсь «порешать».

Он сказал, что если хочу у него служить, то с ним и надо пообщаться сперва, причем лично. Пришлось ехать.

Армейское «собеседование»

Штаб зенитного дивизиона располагался в заброшенной школе одного из прифронтовых сел. Впервые я так близко все ощутил – пулемет на огневой точке, солдаты, машины с пробоинами и следами от осколков.

Возле буржуйки задумчиво курили два офицера средних лет. Один – плотно сбитый капитан с холодным взглядом, будущий командир, а второй – щеголеватого вида майор с тонкими чертами лица. Моя «кадровая комиссия».

Коротко ответив на общие вопросы о себе, я приготовился к более сложным – про уставы, работу техники и прочие прикладные вещи. Однако это собеседование прошло так же непредсказуемо, как и первое.

Майор показал распечатанный учебник по моей боевой машине и сказал, что его надо будет освоить. Потом поинтересовался, понимаю ли я, что ток течет от плюса к минусу, и примерно знаю ли законы Кирхгофа. В ответ на реплику, о том, что я и законы Максвелла знаю, капитан оживился и задал сакраментальный вопрос:

– А зачем ты такой умный тогда сюда вообще идешь?
– Родину защищать.
– А серьезно?
– Ну так, естественно, серьезно защищать. В шутку это я и в штабе мог бы делать.

Нелюбовь к штабам сработала – комиссия посмеялась, и лед был сломан.

«Менеджерские» компетенции и «софт скилз» (так называемые, гибкие навыки, которые помогают взаимодействовать и ладить с другими – прим. ред.) проверялись вопросами: «Ты понимаешь, что у тебя будут бойцы и пьяницы? Справишься? Поймешь, когда человеку нельзя давать в руки оружие, а когда надо отправить на пару дней домой, чтобы он не застрелился? Вождение освоишь? Если у тебя мехвода (механик-водитель – прим. ред.) завалят, сам выведешь?»

После получасового разговора я держал в руках письменное согласие о принятии меня командиром зенитного ракетного взвода. На бумажно-формальную волокиту мне дали два месяца.

Услышанное изменило мою программу подготовки – я налег на занятия по рукопашному бою, радиоэлектронике и даже пошел на курсы трактористов.

Армейский быт

После долгого сбора всех бумажек, повторной медкомиссии и проводов на вокзале я наконец выехал.

Бригаду тогда как раз вывели из фронта. Как оказалось, мой взвод состоял из трех человек, разбросанных по разным позициям, а три боевые машины ожидались только к намеченному на октябрь возвращению на фронт.

В этом мне повезло: ни непосредственно моего личного состава, ни техники. Так что время освоиться с армейской жизнью было. А она оказалась крайне специфичной – как в бытовом, так и социальном отношении.

Об искусстве, философии, технологиях и подобном общаться никто не хотел. Разве что комбат, любивший поболтать о геополитике и виски, оценил мои познания в этих сферах. Я в свою очередь был слаб в темах футбола, рыбалки, машин и похождений по саунам, вокруг которых крутились внеслужебные разговоры. Обсуждать войну я тогда еще не мог.

Отдавать приказы тоже было тяжело: солдаты были на фронте, многих наградили или ранили. Я же еще чувствовал себя гражданским человеком и очень уважал тех, кого нужно было «строить». Кроме того, оружие и технику я знал только по учебникам.

Офицер должен быть примером для солдат, а мне надо было у них учиться: автомат постоянно за что-то цеплялся, пистолет не собирался, как в видеоуроке, машина глохла при переключении передач, буржуйка упорно не растапливалась, а освоение техники лихих прыжков с оружием с машины чудом обошлось без переломов.

Три вещи, которые сразу поразили меня в армии: формализм, тотальная нищета и странное сочетание мелких интриг со взаимовыручкой в критической ситуации. 100-200 грн – в армии вполне значимые деньги, смартфон – редкость, ноутбук – почти роскошь. Многие проблемы вполне можно решить магарычем разного уровня.

Эта реальность дополняется техникой почтенного возраста, которая постоянно «дохнет», бойцами, норовящими сбежать или устроить пьяную драку, постоянными проверками из всех штабов и, на закуску, поисками мяса в тушенке.

На любое серьезное действие нужно согласование, причем по всей цепочке. Постоянные ошибки и пересогласования неизбежны. Отчеты и рапорты, которые по-военному надо сдать ровно в 16:00, должны быть со всеми полями-отступами, правильно прошиты и в переплете из синего скотча.

Солдаты оценили мою готовность проконсультировать в правовых и IT-вопросах, офицеры – меткую стрельбу, возможность найти красивые формулировки для бумаг и готовность браться за любую задачу. Первые начали учить разным солдатским мудростям и технике, вторые – как правильно командовать солдатами и разбираться с высшим начальством.

Воинский коллектив меня «обнюхал», чихнул и признал за своего, хотя и оставил ярлык «чудаковатого лейтенанта». Ввиду смены командира бригады наш заход на фронт отложился почти на полгода – за это время я прошел формальные курсы переподготовки в Харьковском университете воздушных сил и немного более полезные трехмесячные учения бригады на полигоне «Широкий Лан».

Наконец-то в АТО

Итак, наконец ранним майским утром наше подразделение в полной экипировке построили и сказали, что мы идем на легендарную линию Пески – Марьинка.

Командир предложил тем, кто не готов ехать на фронт, остаться в Мариуполе. Согласилось около десяти человек из 100. Еще двое вечером дезертировали, и вместо сборов я потратил день на их поиски.

Уже на следующее утро мы прибыли на перевалочный пункт – солдаты занялись техникой и оружием, офицеры уточняли задачи и оформляли крайние рапорты.

Сам заход в сектор оказался прозаическим – ночью растолкал командир и сообщил, что машина готова. Уже через час мы прибыли в разгромленный дачный поселок.

Я не сильно ощутил драматичность момента – надо было проверить связь, расставить караулы, проследить за сохранностью вещей. А еще найти хорошую комнату на обживаемой даче.

Бойцы заметно нервничали – тех, кто до этого был на фронте, у меня  было очень мало. Но понемногу все успокоились – страх перед опасностью все равно отступает. Через пару дней у нас начались боевые задачи.

Основных было две. Непосредственно боевая – вывести к линии на сутки-двое огневую группу, следить за небом и ждать, что нам разрешат кого-то сбить. Машины надо было не посадить на мины, а солдат – на растяжки. Кроме того, быть готовым увести машины при обстреле или отбить постоянно ожидаемых диверсантов. А при необходимости – оказать прямую огневую поддержку пехоте.

Вторая задача – наряд на оперативное дежурство в штабе. Нужно сутки присматривать за экраном, координировать подразделения противовоздушной обороны (как обычно, в пехоте никто толком не знает, чей это беспилот тут летает, и хотят его сбить), а в случае боестолкновения – командовать до прибытия начальника.

Формально это не так опасно, как огневые группы, но ответственность огромная – несколько раз мне приходилось на свой страх и риск приказывать открывать огонь. Тут уже моя гражданская позиция была сильнее армейского формализма, ведь каждый снимок, сделанный дроном, мог стоить жизней солдат.

Ввиду особенной любви ко мне начальника штаба дивизиона, наряды «на радар» я получал постоянно. Приходилось после суток дежурства утром искать такси и догонять свою огневую группу, чтобы еще двое суток сидеть в поле.

К сожалению, на одном из таких дежурств погиб солдат, которого я завербовал в бригаду. Общение с родными легло на меня. Это был шокирующий опыт – хотя я и не командовал непосредственно в том бою, но чувство вины осталось.

Ну и, естественно, бумаги никуда не делись, только теперь приходилось возить их по всей прифронтовой зоне. А иной раз даже набивать папками ранец, закидывать автомат за плечо, а магазины – в карманы, и нести их лично.

В общей сложности я провел в зоне АТО семь месяцев: с января по февраль и с мая по сентябрь 2018 года.

Возвращение в Киев

Осенью 2018-го в силу личных причин (болезни близкого человека), я добился перевода в Генеральный штаб – структуру, отвечающую за внедрение новых IT-систем. Так я реализовал мечту большинства кадровых офицеров – перешел на «паркетную» службу с повышением на две должности. Но это уже совсем другая история.